Владимир Казаков - Время в долг
Вот и лесок. Борис заметил у ведущего штурмовика левый крен. Крен на боевом курсе! Зло, предупреждающе зазвенел голос Романовского:
– «Сокол» – девять, убери крен!
Из-под крыльев штурмовиков посыпались бомбы, забирая влево от цели. И тогда подал голос Кроткий:
– Маленькие, по варианту два! Атака!
В строю правый пеленг – три истребителя – вошли в пике.
– Сброс!
Шесть каплевидных снарядов выскользнули из-под крыльев. Они взорвались почти одновременно. Горящие стволы деревьев поднялись в небо, рассыпая фейерверк искр. Лопнула земля, выворачивая черное нутро. Плотная воздушная волна рванулась вверх и зацепила самолет Кроткого, низко выходящего из пике. Словно лист бумаги в столбе смерча закружило истребитель. Кроткого вырвало из пилотского кресла, жестко ударило о потолок кабины. Небо и земля поплыли в глазах. Самолет перевернулся на спину, скользнул на крыло. Инстинктивно Кроткий двинул рулями. Машина нехотя обрела горизонт. Летчик вяло подобрал ручку управления «на себя» и потерял сознание. Истребитель поднял сверкающий диск винта к выползшему из-за горизонта солнцу…
Когда Кроткий пришел в себя, то увидел крылья самолета будто сквозь плотную кисею, приборов не различал совсем, земля и небо стали одноцветны.
Истребитель Кроткого летел как подбитая птица, валясь с крыла на крыло, то поднимая, то резко опуская хвост, сильно рыская по курсу. Он летел на запад.
– Что с тобой, Миша? – тревожно прокричал Борис.
– Повторный заход! – послышалась команда ведущего штурмовика, и Борис услышал конец ответа Кроткого: «…слепну. Ничего не вижу, Боря! Прощай!».
Его машина лезла вверх, как обессиленный человек в гору. Вот-вот задохнется мотор и крылья потеряют опору. Твердый комок подкатил к горлу, Борис с трудом вытолкнул из себя:
– Отдай… ручку… вперед, Миша! – И, резко подвернув истребитель, пошел на сближение. – Левый крен… Убери правый!
Кроткий слушался. Не полагаясь на свои обманчивые чувства, он делал все так, как подсказывал Борис. Сначала это были судорожные рывки, потом движения обрели некоторую плавность.
– Миша, давай вверх. Стоп! Правый кренчик у тебя. Еще чуть-чуть подними хвост. Много! Выправь левый крен. Пять градусов, всего пять… Не шевели ручкой. Вот так и иди, – говорил Борис.
Он не замечал маячивших невдалеке «фокке-вульфов», не слышал барабанного боя автоматических пушек. Не видел он и самолетов своей эскадрильи, которые пристроились сверху и, как щитом, прикрывали их от наседавшего врага. Лишь один раз вмешался флагман, приказав Кроткому:
– «Ястреб» —29, не жалей мотор, братишка, дай предельную скорость!
Около линии фронта их встретили тупоносые истребители соседней дивизии, и полк Дроботова передал им подопечных штурмовиков. Теперь вокруг пары Кроткого летело много машин. Крылом к крылу распластались над степью истребители.
– Подходим к дому, – подсказали Борису.
На секунду он оторвал взгляд от самолета Кроткого. Впереди на ослепительно белом снегу чернели полотнища, выложенные буквой «Т».
– Вижу аэродром. Как себя чувствуешь? – спросил он Кроткого.
– Спасибо за все, Боря, но приземлиться не смогу.
– Не ной! Посадим! – грубо обрезал Борис.
В это время два камуфлированных «фокке-вульфа» с бреющего полета подобрались к ним. Борис был беспомощен, он не мог надолго оторвать взгляд от самолета Кроткого и, ссутулившись, ждал удара в спину. Спина стала чужой и казалась хрупкой. Сверху, заметив противника, скользнули два «яка». Ведущий «фоккер» с желтым коком винта, оценив невыгодность обстановки для себя, поспешно выпустил полуприцельную очередь. Самолет Кроткого, приподняв крыло, провалился.
– Миша! – отчаянно закричал Борис. – Влево ручку! Истребитель падал. Потом судорожно рванулся…
– Чуть вправо!
Поколыхал крыльями и выправился.
– Прибери газок, ручечку на себя. Вот так и держи!
– Все нормально, – прошелестело в наушниках. – Я, кажется, что-то начинаю различать.
Два самолета, словно привязанные друг к другу, пролетели над аэродромом: первый неуверенно, будто прихрамывая, второй несся сверху, чуть в стороне.
– Сажать буду тебя на брюхо, – сказал Борис и выпустил у своего самолета шасси.
Они опускались все ниже и ниже, издалека прицеливаясь на посадочную полосу.
– «Ястреб» —29, я – Земля. Беру управление на себя. Слушай мои команды.
– Нет, нет! – торопливо ответил Кроткий. – Пусть он, пусть… Боря!
– «Ястреб» —30, продолжайте руководить посадкой, – быстро и тревожно ответили с командного пункта.
– Соберись, Миша. Внимание! – закричал Борис. – Высота пятьдесят. Щитки! Чуть опусти нос. Убери газ и выключи зажигание. Ручку плавно на себя. Плавне-ей! Тяни до пупка и замри! – выдохнул Борис и от самой земли ушел на второй круг.
Сделав третий разворот, пересиливая себя, он повернул голову и посмотрел на посадочную полосу. Самолет Кроткого лежал на земле с оторванным крылом, а фюзеляж и кабина были целы. От аварийного истребителя отъезжала «санитарка»…
– Полковой врач сказал мне тогда, что через месяц ты прыгать будешь! – улыбнулся Романовский.
– Как видишь! Хоть невысоко, а сигаю и по сей день.
– Да, Михаил, повезло тебе, – сказал Смирнов. – Слепой в полете… История войн знает такие случаи, и почти все они кончались трагически. Человек, внезапно отрезанный от мира и сознающий, что его через несколько секунд ждет, теряет себя. И тогда все… обречен! Спасти может только умение быстро взять себя в руки, и верное плечо товарища… Этим плечом была радиоволна и голос Бориса… Забывать прошлое грех, но жить надо сегодняшним днем. Почему у тебя в эскадрилье неблагополучно, Михаил? – после паузы спросил генерал. – Зачем позоришь фронтовиков?
– Поправим… А может быть, и порох отсырел…
– Товарищ генерал, у меня просьба. И Миша поддержит, – Романовский принял на себя начало неприятного разговора.
– Давай.
– Вы смелый человек…
– А без лести?
– Похлопочите о пилоте Туманове. Пусть его не снимают с борта. Разрешите летать парню.
– Аварийщиков защищаешь? Он молод, много времени впереди, успеет загладить свою вину.
– Я знаю Туманова. Если снимут, он может не вернуться в авиацию.
– Тем паче! Тонкую жилу не терплю!
– У него все сложно… Раньше вы не жалели времени на пацанят А сейчас… устали, да?.. Из него получится пилот. Верю!
– Твердо?
– Иначе не просил бы.
– Семейственности с ним никакой?.. Ладно, ладно, не кипятись, знаю тебя, бобыля! – Смирнов взял со стола трубку. – Вот курить собираюсь бросать… Не обещаю положительного результата для вашего Туманова, но войду с ходатайством к начальнику политуправления… Сложное дело, сложное…
